Знакомство с С.П. ДягилевымРаздел: Постановки балета |
24-06-2024 |
Я был много лет до того немного знаком с Дягилевым. Когда я только начинал свою карьеру танцора, Дягилев был чиновником особых поручений при директоре императорских театров князе С. М. Волконском. Я видел Дягилева иногда стоящим в антракте балетных спектаклей среди группы чиновников, спиной к занавесу. Я знал, что в дирекции всегда есть молодые люди из хороших фамилий, которые сразу обходят сотни служащих в конторе чиновников и попадают на самые верхи театральной организации. Гоголь назвал этих чиновников ужасным, но метким словом «приклеиши». В чем заключались «особые поручения» — никто не знал. Я лично не очень высоко ценил этот чиновный люд. Красивый молодой брюнет, с совершенно белым эффектным клоком волос на голове, все время вынимающий носовой платок из манжета (он никогда не держал его в кармане) и постоянно трясущий выставленной вперед ногой, этот человек казался мне принадлежащим к чиновникам, которые так много распоряжаются и так много портят в балете. Не знал я, что с этим человеком судьба меня свяжет интересной и длительной работой, что наша деятельность так сольется, что трудно будет различить, где Дягилев, где Фокин. Я с ним, кажется, ни одним словом тогда не обменивался и лишь раскланивался, как со всеми служащими в дирекции. Вскоре он был «уволен» со службы в результате личной ссоры с директором и нежелания ему повиноваться. Он удалился от балета и в течение того времени, когда я начал свою балетмейстерскую работу и проводил в жизнь балета свои реформаторские идеи, был далек от этого искусства. Я никогда его не видел до этой нашей встречи в 1908 году.
Мы сразу приступили к обсуждению программы. При этом я почувствовал, что Дягилев хочет показать не только «Павильон Армиды» и «Сильфиды»,но целый репертуар, целую серию балетов. Дело, казалось, сразу принимает широкие, дягилевские размеры. Я уже знал об организованных Дягилевым выставках, о его деятельности как издателя журнала «Мир искусства» и редактора «Ежегодника императорских театров», устроителя концертов и оперных спектаклей. Дягилев был в моих глазах уже «совсем не чиновником». Как личность, он очаровал меня с первого разговора. Стали обсуждать, какой бы русский балет ввести в репертуар. Он просил меня подумать над русскими темами. Когда, перечисляя поставленные уже мною балеты, Бенуа указал на «Египетские ночи», Дягилев очень запротестовал.
Он считал музыку Аренского очень слабой и говорил, что невозможно показать Парижу балет с такой музыкой. Мне очень хотелось включить «мой Египет» в репертуар, но я примирился. После этого свидания, которое явилось первым днем нашей многолетней работы, мы начали часто встречаться то у Бенуа, то у Дягилева, то у меня. Интересно, что, говоря о репертуаре нашего будущего сезона, о составе артистов, обсуждая, кто какую роль будет играть, какой художник будет писать декорации и т. д., мы не касались вопроса, на каких же условиях буду работать я, единственный балетмейстер и автор хореографии.
Я совершенно не интересовался «материальным» вопросом, не интересовался настолько, что когда Сергей Иванович наконец спросил меня, на каких же условиях я согласен поехать с ним в Париж, то я растерялся и совершенно не знал, что сказать. Сергей Иванович за меня высчитал мои нормальные доходы и расходы и предложил мне сумму, на которую я сразу согласился. Интересно сопоставить это с нашими переговорами на другие сезоны, когда у меня левое ухо пухло от четырехчасового непрерывного разговора по телефону с Дягилевым, когда при заключении с ним контракта мы говорили целый день и адвокат даже ночевал у меня! Но начало нашей работы было в атмосфере такого исключительного доверия с моей стороны, такого увлечения новым делом, такой незаинтересованности личной и горения искусством, что этот период вспоминается как светлый, возвышенный момент моей жизни.
Между прочим, я совершенно не думал о том, чтобы обеспечить себя более эффектными ролями. Исполняя постоянно главные роли в моих балетах и на благотворительных спектаклях, и на императорской сцене, исполняя их с увлечением и привыкнув иметь всегда личный успех, я готов был уступить все роли и танцы другим артистам. Я думал о создании спектаклей и проведении моих реформ, авторских идей на европейской сцене. Личные мои танцы казались делом маловажным в сравнении с интереснейшей работой балетмейстера-режиссера. Здесь мне хочется сказать о совместимости этих двух деятельностей. Хотя я провел все свои главные, основные принципы в начале моей балетмейстерской карьеры, когда я ставил балеты и в них участвовал, но все же я пришел к заключению, что балетмейстер должен быть свободен от участия хотя бы в первых спектаклях нового балета. Балетмейстер должен видеть балет на расстоянии, отойти от него, как художник отходит от своей картины, чтобы понять, что из его работы получается. (...)
Если балетмейстер на генеральной репетиции прыгает за балерину или вдохновляет кордебалет, то значит он не сделал на репетициях то, что обязан был сделать. Конечно, участие балетмейстера, его экстаз, его стиль могут быть заразительны и поднять общее исполнение, но лучше, если он заражает на репетиции, а на спектакле смотрит, что из этого выходит, и после каждого спектакля вносит поправки, если артисты уклоняются в ту или иную сторону от его идеала. Уже при постановках в Петербурге я почувствовал справедливость этой мысли и первые спектакли передавал артистам, сам же выступал в главных ролях лишь тогда, когда спектакль был налажен. Так, например, партию Арлекина в «Карнавале» я дал Леонтьеву, сам же стал исполнять эту роль, лишь когда балет пошел впервые (во втором сезоне) у Дягилева.Балет этот кончался мимической сценой (очень смелое новшество), в которой два молодых артиста — Солянников (маркиз) и Григорьев (лакей) изображали стариков, а престарелый П. А. Гердт «прикидывался» молодым. В результате кто-то из«противоположного лагеря» сказал: «Что это за балет, в котором в темноте ходят три старика?!» Хотя Павел Андреевич был чудесно молод для своих лет, играл прекрасно и любил Эту роль, все же я взял на себя роль, и с той поры на сцене было два старика и один молодой.
Сцены 6 и 7
Книга «Хроника моей жизни" Стравинского
Поиски призвания
"Карнавал"